Тот сентябрь 1941 года Юрка запомнил на всю жизнь. Они с классом вместо занятий в школе помогали тылу «ковать победу» – делали кирпичи из торфа. Близилось время холодов, и нужно было топливо, чтобы работа фабрики не останавливалась.
Эти кирпичи жгли потом зимой в кочегарках, и фабрика работала без остановок. Рабочие добывали торф, а дети старших классов формировали кирпичики и раскладывали их на поддоны. Торфу предстояло высохнуть, чтобы давать качественное тепло.
Утром мальчики отправлялись на Ляпинку, именно там находилась торфоразработка. А девочки в это время учились на текстильной фабрике, чтобы при необходимости встать к станку. Мальчишки немного завидовали девчонкам, ведь они сидели в сухих кабинетах в городе, а не тащились по дождю в далекие карьеры.
Мама пришла будить Юрку. Он еще пытался кутаться в сонное тепло, но понял, что пощады не будет: мать держала одеяло за край и ждала, когда мальчик встанет.
– Мам, я встаю... мам, ну еще минуточку!
– Юрка, опять опоздаешь, Геннадий Ильич будет ругаться и выговор получишь!
– Я успею, сейчас встану!
– А ну марш умываться, я кому говорю?
Юрка нехотя слез с кровати и в шлепанцах на босу ногу поплелся умываться. Холодная вода обжигала щеки и отгоняла остатки уютного сна, в котором не было войны, папка был дома, утро пахло яичницей и на столе всегда был свежий хлеб с маслом.
Как отца призвали в армию, все изменилось. В свои неполные 14 лет Юрка остался за старшего. Младшие дети спали дольше. В эту минуту Юрка их ненавидел, проклинал свою судьбу и войну, отнявшую у него детство.
За окном стояло серое туманное утро, моросил мелкий дождик. Юрка вздохнул и включил радио. Передавали последние сводки с фронта. Мать сняла закипевший чайник с плиты и налила в граненый стакан желтоватую жидкость, называвшуюся чаем. На столе стояла тарелка дымящейся картошки, лежало несколько кусочков зачерствевшего черного хлеба.
Мать вытащила из большой банки кусок сахара, протянула Юрке и спрятала остальное на верхнюю полку.
– От греха подальше, – приговаривала она во время ежедневного утреннего ритуала. – Ешь давай скорее! Вон Мишка уже заходил за тобой, ждет у подъезда.
– Угу, – невнятно ответил сын с набитым ртом.
– Ой, что же это я, совсем плохая стала! Нам же тетка Лида сальца дала. Погодь-ка отрежу тебе, – мать достала белую тряпицу откуда-то снизу, развернула и ловко отпилила ровный кусочек розового сала с корочкой и коричневыми прожилками.
Юрка положил сало на хлеб и понюхал. Аромат закружил голову. Вкусно! Ради такого можно и встать пораньше! Юрка заработал челюстями, тщательно пережевывая деликатес и запивая остывшим чаем. Сахар он сунул в карман, как бывало раньше поступал с конфетами. Мать обняла худенькие плечики подростка, запустила руки в его темную волнистую шевелюру, поцеловала в маковку и сказала:
– Иди, сынок, помни, что ты папе и всей Советской армии помогаешь бить фашистов!
– Хорошо, мам, я помню! – Юрка на ходу натянул кепку и легкую курточку.
Оглянулся: мать стояла в дверях, сжав рукой угол передника и вытирая краешком глаза. Другой рукой она помахала сыну, тот помахал в ответ и скатился с последнего лестничного пролета по перилам. Бледная, осунувшаяся женщина улыбнулась сквозь слезы и прошептала: «От озорник!»
Она закрыла дверь и не увидела, как встретились мальчики. Прежде чем побежать в сторону пристани, они попинали мяч, погоняли голубей, покидали монеты. И только когда вышла Барсениха – злая тетка с нижнего этажа, запрещавшая детям шуметь под своими окнами, – Юрка с Мишкой оставили детские забавы и побежали на работу.
Как и следовало предполагать, но дети обычно не склонны к таким занятиям, мальчики опоздали. «Пчелка», – так назывался катер, перевозивший людей через Волгу, – шумела мотором метрах в ста от берега. А пацанам все ни по чем! Они засунули сахар за щеки и сели на деревянный помост, болтая ногами, ожидая следующий рейс.
Вслед «Пчелке» отправлялась баржа. Ее транспортировал маленький грузовой катер. На барже перевозили машины, станки и прочий технических хлам, ну и еще опоздавших пассажиров.
На этот раз мальчикам повезло. Погода разгулялась и даже выглянуло солнце. Река, настоящая баржа, солнце и водное путешествие – что еще нужно мальчишкам для счастья?
Мальчишки бегали по барже, используя остовы станков и капоты машин, как прикрытие для игры в войну. Они издавали стреляющие, гудящие, воющие звуки и всегда выходили победителями. Неожиданно послышался посторонний звук. Мальчики замерли, соображая, что же происходит.
Кто-то с катера крикнул:
– Ложись!
Самолетный гул придавил страхом, большая черная тень закрыла солнце и сразу все померкло.
– Немцы! – крикнул Мишка и брякнулся на грязный сырой пол баржи. Юрка упал рядом и повернул лицо к небу.
– «Юнкерсы-88»... Уууу, гады! – прогудел Юрка и помахал кулаком.
Самолеты кружили над мостом с узкоколейкой – стратегической трассой. Началась бомбежка. Противоположный причал находился вблизи моста. На катере засуетились фигуры: видно капитан пытался изменить курс. Мальчишки с тревогой смотрели то на катер, то на немецкий самолеты.
– Перелет... Недолет... Перелет... Недолет... – цедил сквозь зубы Юрка, всем своим сердцем желая смерти фашистам.
Мишка считал самолеты:
– Раз, два, три.... восемь!
И вдруг громадная волна накрыла баржу и за борт полетели разные вещи. Юрка не успел зацепиться за колесо. Его сносило к краю борта. Руки соскользнули, не успев схватить конец каната, и парнишка полетел в клубящуюся пучину. Бомба разорвалась совсем рядом. Катер ходил ходуном, того и гляди перевернется. Баржу все еще раскачивало, и волны перекатывали через ее брюхо. Мишка вцепился в колесо машины и орал:
– Юрка! Юрка! Где ты?
Юрке сильно повезло. Его отбросило в сторону от баржи, там он смог выплыть из воронки и еще какое-то время оставался на плаву, пока спасательный катер не подобрал мальчика в холодной воде.
Юрка долго не мог согреться. Сидел, завернутый в одеяла и стучал зубами. Его оставили у дежурного по пристани, поручили напоить горячим чаем и просушить одежду. После сторож проводил подростка до трамвайной остановки.
Мальчик ехал домой и размышлял о необычайном приключении. Было обидно, что именно его смыла волна, а Мишка оказался сильнее. Но в то же время Юрка был счастлив, что «юнкерсы» так и не смогли разбомбить мост, а значит, не зря он пострадал.
Юрка погладил бумагу с гербовой печатью, которую ему дали на пристани. «Теперь даже Геннадий Ильич не будет ругаться! – совсем по-мальчишески радовался он, что у него есть уважительная причина отсутствия на трудовом занятии. И тут же улыбка сползала с его лица, – Лишь бы мама не плакала!»
Трамвай сделал круг. Юрка спрыгнул на ходу, помахал рукой водителю и вприпрыжку помчался домой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий